Мученик лучшего мира (2001)
Хорст Малер
Мученик лучшего мира
Хорст Малер, лидер германских крайне левых, адвокат Ячеек Красной Армии, Ульрики Майнхоф и Франца Баадера. Один из основных зачинщиков студенческой революции в Германии 1968. За свою радикальную деятельность был осужден на 10 лет тюрьмы. В последние годы Хорст Малер снова шокировал немецкую общественность своим обращением к национальной идее. Сегодня Хорст Малер интерпретирует события 1968 как неудавшуюся «консервативную революцию», как «национал-большевизм» и даже как «левый фашизм». Показательно, что с Малером в этом вопросе солидарны другие лидеры немецких крайне левых, ближайшие сподвижники Руди Дучке: Гюнтер Машке и Рейнхольд Оберлерхер. Мировоззренческая эволюция этих столпов европейской левой политики в сторону НБ-синтеза окончательно доказывает нашу собственную правоту, подтверждает наше стремление к выходу за устаревшие рамки «правые-левые» и к созданию единого антисистемного нонконформного фронта.
Ниже мы публикуем эксклюзивное интервью с Хорстом Малером. Вторжение: Товарищ Малер, в 70-е годы Вы считались самым радикальным представителем крайне левых. Сегодня второстепенные представители этого движения обвиняют Вас в отступничестве вправо. Кто изменился, Вы или они?
Хорст Малер: Мне трудно судить. Определения «правый» и «левый» меняются в зависимости от того, где находится сам человек. Я просто думаю и говорю то, что считаю истиной, а приклеивать этикетки предоставляю другим.
В: Вы тракутуете студенческое восстание 1968 года как национал-революционный, национал-большевисткий импульс. На чем Вы основываете такой анализ?
Х.М.: Полностью такой анализ содержится у Бернда Рабеля, который справедливо описал всю подноготную наших теоретических споров в отношении Национальной Идеи еще на первых этапах в 60-е--70-е. Конечно, в этом вопросе не было однозначного согласия, но руководство Ячеек Красной Армии, Руди Дучке, которго я хорошо знал, и сам Бернд Рабель придерживались именно третьепутистской ориентации. В то время они призывали к освободительной войне. На мой взгляд, национализм сутденческой революции 1968 года был здоровым и справедливым. Пример этому – наша борьба за право вьетнамского народа самому решать свою судьбу. Мы сражались против американской политики геноцида и против ее поддержки со стороны Западной Германии. Для меня очевидно, что мы противостояли политике, приведшей к гибели двух миллионов вьетнамских крестьян, которые требовали лишь свободы самим решать, что для них благо, а что зло, не просто из-за абстрактных побуждений, но именно как немцы, как немцы, осознающие и имеющие в виду судьбу своей собственной страны, своего собственного народа. Мы хотели, чтобы именно Германия стала рычагом мирного процесса, геополитическим фактором в борьбе человечества против колониализма США.
В.: Нельзя ли считать, что поддержка вьетнамского народа была как бы субститутом собствнно немецкого нацинализма?
Х.М.: Не думаю. Просто тогда именно там, во Вьетнаме пролегала линия фронта. Мы осознавали, что участвуем в планетарной гражданской войне. И мы возглавили восставние в нашей собственной стране, восстание против врага человечества номер 1: против американского империализма.
В.: Вы отбыли огромный срок за Вашу поддержку террористической группы. Что сегодня Вы думаете о политике насилия?
Х.М.: Эта форма борьбы дала обратный эффект по отношению к тому, на который мы расчитывали. Вместое того, чтобы ускорить пробуждение народного самосознания, она привела к разложению той группы, которая начала террор. Мы отдалились от людей вплоть до крайней мизантропии. Мы перестали воплощать свободу, справедливость и солидарность, которые были целью нашей борьбы, превратившись в какую-то банду убийц с некоторой политической окраской. Многие члены нашей группы сами разложились. Активист, которого только заподозрили в измене, должен был быть уничтожен, хотя бы факты не были доказаны. Дошедшая до такой крайности группа не может способствовать установлению справедливого общества.
В.: А как быть с насилием, осуществляемым Государством?
Х.М.: Немецкое Государство сегодня дошло в этом вопросе до подрыва основ демократии, криминализировав всеми имеющимися у него средствами простое выражение идей или объединение личностей, если усматривает в этом нечто не совпадающее с принципами «полит-корректности».
В.: Вы говорили в интервью немецкой прессе, что считаете сегодняшних заключенных участников Наицонального Сопротивления «героями германского Возрождения». За это Вы снова подверглись валу критики.
Х.М.: Для меня мученик – это тот, кто борется за свои идеи и готов ради них пойти на лишения. Поэтому все те, кто страдает только за свои убеждения, являются мучениками, хотя это не отнсоится к тем, чьим единственным аргументом во всех спорах является бейсбольная бита. В заключенных националистах мне импонирует то, что у них есть позитивный образ Германии и они сражаются за ее возрождение. Если они заключены в тюрьму по этой причине, они и являются мучениками за дело нации. Правда это не означает, что я всегда разделяю пути и средства для достижения этой цели. В 1968 гду я требовал для нас статус полит-заключенных. Я был убежден, что мы – мученики за тот мир, который собираемся строить, за лучший мир. То же относится и к сегодняшним националистам. Они страдают за великую идею.
В.: Ваша борьба против двойного гражданства вызвала огромный всплеск эмоций в германской прессе. Не могли бы Вы кратко сформулировать Вашу позицию по этому вопросу?
Х.М.: Мне очевидно, что германский народ находится сегодня перед угрозой исчезновения. У нас множество иностранцев, укорененных в инородных культурах, огромный процент мусульман, с активной демографией, и мы на пороге того, чтобы через 50 лет стать меньшинством в нашей собственной стране. Я убежден, что народ живет на основе общей культурной субстанции. Наличие посреди Германии чуждых нам культур, исчисляемых миллионами носителей, угрожает нашему дальнейшему существованию.
В.: Кто Вас поддерживает в Вашей борьбе?
Х.М.: Все немцы, которые собираются оставаться немцами и дальше. Я думаю, что скоро сюда же примкнут и те, кто сегодня еще с трудом осознают себя немцами. Постепенно и к ним придет понимание того, что немецкий народ также как и другие народы имеет право на существование, на свою страну, на свою культуру.
В.: Вы не боитесь, что такие позиции приведут к обвинению Вас в «фашизме», в «национал-социализме» и соответственно Вас легко будет очернить?
Х.М.: Я не боюсь тени Аушвица, этой дубины, к которой всякий раз прибегают для того, чтобы урезать жизненные интересы немцев или иных народов. Необходимо как-то нейтрализовать это оружие, перестать поддаваться на запугивание. Образ национал-социализма был намеренно искажен. В первую очередь, нельзя ни в коем случае ставить знак равенства между абсолютно справдливыми национальными требованиями немецкого народа до 1933 года и гитлеровским извращением. Сегодня все, что является национал-социализмом немедленно отождествляется только с Гитлером и становится табу. Это колоссальное заблуждение. Впрочем, сегодня как и в 20 – 30-е годы мы стоим перед одной и той же проблемой. На мой взгляд самое главное состоит в том, чтобы вырвать из лап международного хищнического капитализма основные инструменты хозяйствования и поместить их в контекст национальной экономики, такой экономики, которая служила бы конкретным людям, обществу, а не банде спекулянтов-финансистов и космополитической олигархии.
Так и ставился вопрос в 30-е в Германии, и не толко в Германии. В других европейских государствах также велся поиск некоммунистического, но социалистического пути, способного сочетаться с национальной идеей. Даже в США были такие настроения. Политика Рузвельта в сущности была родственна экономико-социальным мероприятиям национал-социалистов. Этот факт сегодня усердно замалчивается.
Время начать думать по-новому.