Театр ''Люди'' (1999)
А.Г.Дугин
Интернет-сайт "Ленин", 1999
"Русская Вещь", Арктогея, 2001
ТЕАТР «ЛЮДИ»
Был на новогоднем празднике крупной российской буржуазии. Вместе с политиками Центра и beau monde. Было много икры (черной и красной), были перепела и осетры.
Порадовал огромный зловещий змей из воздушных шариков. Он открыл свою пасть с клыками и дружелюбно навис над поедающей блюда (их было слишком много) публикой.
Милый Оуроборос черного тысячелетия…
Со вкусом подобранная эстрадная программа: упор сделан на underage. Эстрада, моды, танцы и песни – все в исполнении полуподростков-полудетей. Я не очень понимаю в моде, но, видимо, начало следующего тысячелетия как-то связано с культом crowned and conquering child. Играющий ребенок по-ново-русски.
Евразийские новые русские конца истории. Никто (на удивление) не набросился, все плясали и ели. Смотреть было не противно. Так же, как на зверей, картины Пушкинского музея, бомжей, балет или ворон. Классовой и социальной солидарности не было. Этническая была. Кстати, совершенно не было похоже на «Титаник». Какая-то невысказанная драма была всеми нашими проглочена и жгла их изнутри. Кончись мир, рухни потолок, никто бы особенно и не удивился. «Поделом нам», вздохнули бы тысяча сытых губ. Кое-кто бродил в темных водах воспоминаний о зоне, артисты переживали еду надрывно и по-чеховски, как и положено русским артистам, политики-центристы и чиновники – тоже как положено, ничего не соображали и регистрационно пасли своих полных (но не до жиру), давно отцветших подруг жизни, выведенных на нумерной банкет. У русских горечь идет прежде вкуса, а слезы расстворяют жир изнутри. В конечном счете, все мы как-то очень, очень бедны.
Я любил свой народ даже таким – с острыми, пронзительно ищущими осетрину наточенными и выверенными вилками. Меладзе пел что-то свое, про бабочек, и какие-то другие малопонятные, но неотвратительные вещи. Никто не разбирал слов, даже подпевая. Некоторые фотомодели были столь высоки, что нагнеталось сказочное ощущение. Когда рост женщины дотягивается до патологии, до уродства, рождается тонкая магия, будто мы в лесу, будто новые запахи и новые движения рождаются из непредсказуемой, аристократической грации древесной мглистой зари. Безобразно высокие женщины… Обещание нового, чисто интеллектуального, культа.
Но я хотел написать о другом. Вдруг среди вечера, когда съели первую порцию всего и, откинувшись, стали ждать вторую, на сцене дебиль в блестках торжественно объявил: «Театр Люди».
Меня охватило током. На мгновение показалось, что дыхание куда-то ушло, и нового вздоха не будет, что сейчас змей из шариков оторвется от пола и взлетит над залом, целя своей красной добродушной пастью в меня, чтобы я захлебнулся соками рыбы (хоть пост, но суббота – в субботу рыбу можно), подавился икрой, упал, скрючившись, под столик и забился в конвульсиях от отсутствия воздуха. Так бывает, когда среди обычного вялого потока сознания врывается звездой страшная электрическая мысль и жуткое подозрение каленой жестью обрушивается на размягченную кашу головного мозга.
«Театр Люди».
Далее началось вполне майринковское представление.
На сцене появилась труппа, которая начала довольно банальный кордабалет под гнусавую англосаксонскую музыку. Но что-то было не так. Это почувствовал весь зал, напрягся, как-то вдруг застыл. У кого-то улыбка замерзла и медленно оползла. Участники шоу были какого-то странного размера.
Вначале показалось, что это опять дети, опять модный underage. Но лица… Лица были не детские, слишком странные, застывшие, старые, хищные, угрюмые. Особая раса.
И тогда дошло: Лиллипуты.
Лиллипуты все плясали и плясали. К ним вышел толстый высокий лиллипут и стал изображать из себя Челлентано, а малюсенькие тетки позади него подпрыгивали в такт. Потом они переоделись в католико-монашеские (sic!) одежды и стали делать неприличные жесты, показывать острые язычки, двигать маленькими бедрами, взвивать платья… В таком сочетании было что-то невероятно терпкое. Магия грустных евразийских соплеменников, сожелающих о затопляемой станции «Мир», мгновенно рассеялась. Из глубины холодного хирургического ужаса заговорил очень трезвый голос.
Лиллипуты переоделись в жирафов (чувствуете брутальный ход мысли режиссера-постановщика: жираф чем отличается в первую очередь от других животных? – Правильно, чрезмерной шеей, что, в свою очередь, связано с переразвитием звериной щитовидки). Один был с сигарой, другая – с толстыми красными губами. Они терлись плюшевыми шеями, двигаясь в очень странной грации, напоминавшей танцоров вуду или телепередачи с того света.
Потом действие тошнотворно нагнеталось, следующая партия лиллипуток уже танцевала канкан. Их черные чулочки с подвязками на крохотных кривых ножках странно, с туманной логикой чистого безумия, подбрасывались в воздух и гравитационно падали, как свинец, назад, прилипая к полу. Застывший зал пытался вздернуть плечами, а ведущий, тоже почувствовавший наконец (идиот, как поздно!) что-то не то, выкрикнул: «Маленький театр маленьких людей».
Так вот он какой – маленький человек. Все стало понятно. О ком шла речь у либералов, у проповедников минимального гуманизма. Лиллипуты, freaks, geeks, люди с больными генами, с неточно подобранным комплектом хромосом, с искаженной щитовидкой. «Subhuman, subhuman, I tell you, brother, I tell you, brother…»
«Театр Люди» хочет убедить нас, что это – люди. Когда в цирке животные подражают человеку, все смеются, не задумываясь. Правда, я не смеюсь, но это не в счет. Я просто не хожу в цирк. А тут лиллипуты подражали людям, играли в людей, выдавали себя за людей. И то ли доктор Менгеле, то ли Мухаммад Дарашикхук, то ли подземный академик Сахаров назвали этот театр «Люди».
Это – утверждение, но сколь циничное! Такое впечатление, что за поверхностной гуманитарной помощью, за великодушным признанием видовой принадлежности стоит дичайшая, невместимая ложь – ложь всего этого вашего гадкого миллениума. Либеральная антропология цинично дает документ о полноценности – неполноценному, утверждает статус фактического за тем, что только может стать (а может, и не стать, как все в бытии: ведь бытие есть зона высшего риска) фактом, но еще им не является. Значит, стремление к преодолению, к реализации, к осуществлению, к подвигу и росту бессмысленно. Значит все недоделанное, абортивное, не доведенное до ума и до конца и есть эталон. Отсюда культ удачливого дебилизма. Это – дискретный идеал «нового человека» мондиализма. Не имея представления о цельности, оставаясь подростком-придурком до самых седин, проваливая все целостные начинания, он, тем не менее, достигает частичных успехов – ведь мондиалистский chance слеп и в лотерее gain-loose выигрывает отнюдь не самый достойный и не самый красивый, не самый белый и не самый сильный, не самый высокий и не самый справедливый. Не самый цельный.
Лиллипуты, играющие в людей. Маленькие люди. Но все политкорректные люди – маленькие люди. Все они играют в людей. Последние люди, минимальные гуманисты играют в людей. Им сказали, что все уже достигнуто, так что be proud and take care. А то, что еще не достигнуто, и достичь невозможно. Ненужно. И чуть что: «Вам это ничего не напоминает». Действительно, напоминает. Да, да, il futuro apartiene a noi! Говоря вашими слоганами.
Нам показывают болезненное, заблудившееся, отпавшее, рухнувшее, отмеченное дегенерацией, ущербное и томным эротичным голосом шепчут при этом: «Это тоже нормально… В конце концов, мы все freaks, у всех у нас есть маленькие пороки, которые, стоит ослабить галстук, разрастутся в настоящих монстров… Мы – уроды, мы – уроды, мы – люди, мы играем в людей, в маленьких людей, но людей. Мы – люди». Люди?!
Тем временем шоу лиллипутов зверело. Они прыгали и метались по сцене, как мыши в ракушках, пока, наконец, два рослых коротышки ни подняли одну из лиллипуток с зонтиком в странной мини-юбке, ни перевернули ее вниз головой и ни начали ритмично и весело трясти. Показался неопрятного цвета купальник, англосаксонский голос в динамике завизжал: Darling, darling, darling…»
Шоу кончилось.
Хрустальная магия ужаса разрешилась. Публика схватила ртами воздух и очень редко захлопала.
Потом, чтобы быстрее избавиться от неприятного чувства, которое ползало еще по спинам, стала наливать и снова резко обратилась к еде.
«А теперь выступает группа «Девочки». Все опять, было, вздрогнули, но девочки были обычного среднего роста и лет 15–16-ти. Отлегло. Трясение телес нехудых подростков за вечер превратилось во что-то само собой разумеющееся.
После «Девочек» на сцену полез какой-то второй сорт. Названий не помню, мы засобирались и поехали.
Но «Театр Люди» реально существует. Очевидно, что целая волна антропологических пессимистов (мягко скажем, чтобы не дразнить) бросится теперь скупать билеты на выступления этого коллектива. Он дает представления в Москве. Пойдите, проверьте все досконально. Я нисколько не утрирую. Это – ключ к Попперу, сценографическая инкорпорация определенных тезисов мондиалиста Фукуямы. «Мы – уроды, мы – уроды, мы – последние люди… Но люди, люди, люди…»
Так что пойдемте все смотреть лиллипутов.
Оглавление "Русская Вещь"