"Эта часть Небесного Иерусалима недостроена"

(сон с 17-го на 18 декабря 2001 г. ближе к утру)

Был какой-то квадрат=квартира=помещение. Его стены были деревянные. Внутри этого квадрата находились люди. Было удивительно от необычайной яркости красок. Потом ощущение яркости стало переходить в чувство тревоги. Я заметил, что деревянные стены горят. Очень ясное ощущение огня и смерти.

Мы стали тушить огонь. Оказалось, что стены помещения – это забор, как на старых дачах, довольно редкие узкие серые доски. Они были объяты пламенем.

Потом пришла мысль, что мы этого-то и хотели. Что надо не тушить, но отделить горящие части от смежных с ними внешних пространств.

Было очень странное ощущение огня – будто он как-то присущ материалу и может внезапно войти внутрь досок.

Однажды мне уже снился такой сон ранее. Там загорелся дом, чердак. Я бросился туда, но увидел как пламя перемещается назад в угли, а угли становятся снова деревом. Е.Г. толковал это как видение «материи философов».

Сейчас огонь был очень похожим. Каким-то не обжигающим…

Внутри квадрата стояли люди в кафтанах. Они скрестили руки на груди и пели знаменный распев. Я то подходил к ним, то бежал тушить стены.

[Сейчас понимаю, что сюжет достаточно связан с гарью – люди в кафтанах поют старообрядческие песнопения, а вокруг пламя, но во сне эта мысль вообще не приходила.]

Так я метался, с кем-то спорил, кого-то укорял в бездействии.

Потом пришли две женщины. Я смотрел на них, они казались то красивыми, то не очень. Одну из них звали «Маша». Эта «Маша» была мне не знакома.

Она сказала: «Вот, это и называется «смерть»».

Я: «Что смерть?»

Она: «Эта комната смерть. Смерть – это когда войдешь в нее и больше уже никогда, никогда не выйдешь».

Я: «Никогда не бывает, когда-то, пусть долго…»

Она: «В том-то и дело, что не просто «долго», «никогда».»

Картина меняется, или, может быть, эти сюжеты были раньше…

Я задаю вопрос: что останется, когда придет смерть?

Человек в митрополичьих ризах, на троне. Похож на митрополита Кирилла. Трон как-то вращается или покачивается.

Он отвечает. «Смерть заберет все. Но есть один фрагмент, который выше ее. Это ядро евразийского экуменизма, где евразийские версии авраамических религий сходятся к тайному центру.»

Я: «А стоит ли сюда отнести буддизм?»

Он: «Можно, но он ничего не добавляет, ни отнимает. Это не принципиально. Принципиально: евразийский экуменизм. Это то, что выводит по ту сторону смерти…»

Далее: его слова оказываются путеводной нитью. Я попадаю в какой-то город. Он огромный и восхитительный. Чувство победы и восторга, финала пути.

Передо мной возникает дерево, состоящее из слов. Не могу объяснить как дерево может состоять из слов, фраз. Оно подобно песочным часам, букве Х, поднимается к небу.

Я поднимаю взор к небу: там огромная надпись. Пытаюсь ее разобрать.

Торжественный голос с неба произносит:

«ЭТА ЧАСТЬ НЕБЕСНОГО ИЕРУСАЛИМА НЕДОСТРОЕНА».

(смысл фразы во сне однозначно воспринимался как то, что эту часть я должен достроить сам)

Просыпаюсь и некоторое время ясно держу в памяти сон.

Стараюсь вспомнить.

Были еще сюжеты. Я разговаривал с какими-то людьми. Им казалось, что для меня это очень важно. Но мне было невыносимо скучно и больно от ощущения потерянного времени. Далее: я подхожу к какому-то старинному зданию в стиле старой барской усадьбы. Мысль: «Надо же, это совсем рядом от меня, совсем в двух шагах»…

Все тонет в ощущениях бодрствования…